Григорий томчин - биография, фотографии. Григорий Томчин: правильно работающий парламент выдает наилучшие решения Смотреть что такое "Томчин, Григорий Алексеевич" в других словарях

Нет ничего сложнее этого жанра. Куда легче излагать мысли, формулировать идеи, создавать проекты. Впрочем, на мой взгляд, все перечисленное гораздо больше говорит о человеке, нежели самая распрекрасная биография. Но я понимаю: людям все-таки хочется знать, с кем имеешь дело. А, значит, будь добр, предъяви анкетные данные: семейное положение, место работы, образование, год рождения…Что я и делаю.

Я из чисто питерской семьи. Мой прадед умер от тифа на строительстве КВЖД. Он был инженером путей сообщения, одним из первых евреев, получивших право жить в Петербурге, выпускником Путейского института. Тогда из инженеров-путейцев на строительстве КВЖД было всего пятеро. И поскольку он погиб, его семья получила полное обеспечение от царя.

Мой отец, морской офицер, окончил ВВМОЛИУ имени Дзержинского. Мать занималась подводными лодками, закончила «Холодилку» - ЛГУНиПТ, а затем «Корабелку» - ЛГМТУ.

Родился я 4 декабря 1947 года, в Ленинграде. Дальше по Высоцкому: первые годы я помню не точно. Но вот то, что помню совершенно отчетливо: нашу жизнь на Дальнем Востоке. Отец, военный моряк, там служил. Он очень любил свою профессию. И из меня готовил военного моряка. Первый раз я ступил на борт подводной лодки в 6 лет. Конечно, нарушил все правила и инструкции. Это была идея отца. А для меня это событие обернулось целым ворохом ярчайших впечатлений и маленькой банкой сгущенки в придачу. Была такая в стандартном пайке подводников. Ох, и хвастался же я своим приключением! Вплоть до тех пор, пока уже по окончании Корабелки сам не стал выходить на испытаниях на подводных лодках. А тогда, мой дядька, узнав об этом походе, решил покатать меня на танке. Соревнование у них было такое: кто больше удивит парня. И танк мне тоже понравился. Но сердце уже было отдано кораблям. Я их все детство рисовал. Но рисовал не как художник, а по клеточкам чертил, что и как у них устроено, и как они должны выглядеть. Видимо, это уже были отголоски призвания: стал я все же не офицером, а конструктором.

В старших классах я учился в специализированной математической школе. У нас была очень хорошая школа. Представьте себе, Ленинград 64-66 годы, а у нас уроки на настоящей вычислительной машине! Да, примитивной, да, допотопной, но – ЭВМ! Мы были буквально пропитаны романтикой научного поиска и свершений. Но ничто человеческое и гуманитарное нам было не чуждо: игры в КВН, театр. Я в свободное время еще и окончил курсы для экскурсоводов-любителей при Эрмитаже. Причем специализировался по третьему этажу - по импрессионистам.

Потом поступил в «Корабелку». Экзамены сдал на подготовительных курсах. Отец немного разочаровался: он видел меня в погонах. С рождения! Так случилось, что я стал первым ребенком среди друзей отца по ВВМИОЛУ, и потому особое внимание с их стороны было обеспечено само собой. И как-то все они видели именно во мне продолжение их дела. Все они стремились сделать из меня офицера. Но далеко от военной техники я и не уходил: специализировался на подводных лодках. Я заканчивал факультет морского оружия - тот, что «между исламом и революцией»: особняк Кшесинской - Музей революции, а мечеть - это ислам. Вот между исламом и революцией находился мой факультет.

Началась студенческая жизнь. Это отдельная повесть. Пять раз был в стройотрядах. У меня все знаки отличия за целинные стройки. Стройотряды в мое время - это целый мир, особая жизнь. Были мы и на целине, и в казахских степях, и в Польше по обмену (ну, это скорее каникулы, а не работа). В стройотрядах я был комиссаром. Если кто помнит, тот поймет. А для остальных поясняю: в моем ведении был боевой строительный дух подопечных студентов. Трудно сказать, за какие такие мои комиссарские достоинства я получил эпитет «Железный комиссар» (именно под таким названием вышла в «Смене» статья про наш стройотряд), но со стороны виднее… Главное, что все это было искренне, с энтузиазмом и с вполне объяснимым юношеским задором. Есть одна реклама: что-то там про «желать большего». Так это про меня… И все-таки, несмотря на учебу, работу, КВН, театры и музеи, не зря те годы называют «застойными»: время текло как-то медленно, а энергии - много. Хотелось всего и сразу: реализовать идеи, попробовать себя в той или иной роли, в общем, быть и лириком, и физиком. Эти мои устремления в свое время вылились в одну занятную вещь: я на некоторое время заделался самым настоящим театральным режиссером. Ну, правда, моей труппой были дочка со своими школьными подругами. Но играли они у меня отлично. Мы четыре года ставили настоящие детские мюзиклы в ее школе. С бешеным успехом. А уж после четвертого класса я ей сказал - дальше сами. И они продолжили уже без меня. Но время от времени обращались за консультациями.

Познакомились мы в компании, как сейчас говорят «тусовке», моего творческого троюродного брата - поэта Аркадия Илина. Ленинградскими ночами в его квартире на Исаакиевской площади текла настоящая богемная жизнь: собирались молодые художники и начинающие литераторы, будущие писатели и прочие гуманитарии. Надя готовилась поступать в ЛГУ. На итальянский язык. (Без спецшколы и без какой-либо особой подготовки. Просто так, из любви к романским языкам.) Конечно, не поступила. Но впечатление произвела. Во всяком случае, на меня… А потом ходили мы вокруг друг друга два года. Встречались и расставались. И в один прекрасный момент я решил: «Все! Я на ней женюсь!»

Всю жизнь с женой спорим: она уверяет, что я свое судьбоносное решение принял именно тогда, когда она этого захотела. Но я то помню, что решал все сам.

Написал ей письмо с Дальнего Востока, где был в командировке. И ушел на месяц в испытательное плавание. По возвращении, оказалось, что ответ положительный. И через три недели была свадьба. А через девять месяцев - дочка.

В 1972 году по распределению попал в ЦКБ «Рубин» к академику Спасскому. Более 20 лет работал на ленинградскую «оборонку». Объездил весь Север, Дальний восток. Участвовал в испытаниях 33 подводных лодок, в том числе из серии «Курск».

Звучит по-деловому. Так и представляются светлые комнаты, заполненные конструкторами перед кульманами, на которых рождаются наши непревзойденные военные достижения. Но на деле все было не совсем так. Работа в этом КБ, которое не просто создавало военно-технический продукт, но, по сути, руководило целой отраслью оборонной промышленности, открывала глаза на многое.

Первое, с чем чрезвычайно сложно было смириться - это с невозможностью создать конечный продукт, который задумывался, который бы отвечал запросам времени. Да, наши конструкторы делали гениальные разработки. Но они не могли быть реализованы. Не получалось. Не хватало средств, сил, качества работы на всех этапах. Наше техническое отставание чувствовалось уже в те годы. И все это при огромном напряжении сил страны, при работе всего общества на главное - оборонку.

Мы знали, что когда запускаются наиболее крупные военные проекты, с прилавков исчезает мясо. Страна жила ритмами, которые задавала оборонная промышленность. На пиках гонки вооружений вводились карточки.

И у тех, кто это видел и понимал, возникала известная российская альтернатива: либо спиться, либо пытаться что-либо делать. Выбрал второе. Занялся самообразованием, был членом совета трудового коллектива, пытался разрабатывать механизмы экономического стимулирования инженерной деятельности. Казалось, что стоит только убедить людей работать на совесть и можно решить основные проблемы. Но очень скоро стало понятно, что ничего стимулировать невозможно.

Тогда и начался тот путь, который в итоге привел меня к политической деятельности и законотворчеству.

У академика Спасского был очень сильный заместитель по финансам, кандидат экономических наук. С ним мы стали заниматься проблемами экономического стимулирования людей на производстве. Мой интерес к экономике возник именно благодаря этой совместной работе. Становилось понятно, что для эффективности работы необходимо полностью менять договорные отношения, на которых в то время строилось функционирование предприятий. Я тогда написал письмо Ельцину, в то время - первому секретарю Московского горкома партии, где изложил свои идеи. Я решил примерно так: Ельцин стал секретарем совсем недавно. Он еще сам молодой, и вокруг него аппарат не очень заиндевел. Письмо называлось «Инженер-рабочий» (у меня тогда были идеи своеобразного кооперативного социализма). Со временем эти иллюзии прошли.

А в то время уже начала образовываться демократическая платформа в КПСС. Я в «Рубине» организовал партийную организацию демплатформы КПСС на 60 человек. Естественно, дальше эти связи с теми, кто в Петербурге входил в демплатформу, постепенно укреплялись.

Это, как у Жванецкого - «кипящий бульон», который «заваривался» в то время, не мог оставить равнодушным. В 90-м году я уже принял участие в выборах в Ленсовет. Проиграл. Но приехал из Москвы Петр Филиппов и сказал, что нужно учить экономике народ. И мы стали читать лекции по приватизации, каждую субботу, для всех желающих. Лекций-то было: один закон. Это еще до государственной приватизации, до путча. А читали мы по 6 часов подряд. Все время обновлялся народ в зале - интерес публики был самый живой.

Путч перевернул многое. В том числе, и мою жизнь. Все это время мы провели в Ленсовете: организовывали дежурства, выпуск листовок, обмен информацией. Прошел путч, пришло правительство Гайдара, и нас пригласили в Москву писать информационное обеспечение реформ.

Мы собрали команду и 10 дней занимались написанием бумаг. Но наша работа оказалась не нужна: возникла идея создать «министерство правды, агитации и пропаганды за реформы». Но, тем не менее, те 10 дней, если и не потрясли мир, то, во всяком случае, познакомили, подружили нашу команду со многими, кто в то время определял, куда и как пойдут реформы. После этого я уже стал ездить в Москву регулярно: Филиппов позвал писать государственную программу приватизации. Вместе с Чубайсом, Мостовым, Васильевым, - всей реформаторской когортой.

Параллельно со всем этим я стал сопредседателем российской «Демократической России» вместе со Старовойтовой и отцом Глебом Якуниным. В Думе я стал председателем подкомитета по приватизации и начал из своих учеников создавать фабрику законотворчества. Эта «фабрика звезд» до сих пор существует.

На мне работа над созданием «министерства правды» отразилась в 2006 году совершенно неожиданным образом: меня выбрали в Комиссию по жалобам на прессу. Учли, наверное, мое жизненное кредо: никогда не надо врать!

Законотворчество

Традиционное неуважение к законам в нашей стране сказывается и на отношении к их созданию. Но не зря в слове «законотворчество» один из корней - «творчество». Это настоящее искусство, к которому нужно иметь талант: увидеть закон целиком, понять его действие, его слабые и сильные места. Писать поправки еще как-то можно научиться, а вот стать автором всего закона и представить его себе в системе законодательства - это очень непростая задача. Мне посчастливилось найти четверых молодых ребят и воспитать их.

В 1994 году я создал Фонд поддержки законодательных инициатив: он ведет мониторинг всех законопроектов, которые вносятся в Думу: к концу 1994 года стало ясно, что популизм депутатов и несовершенство партийной структуры могут привести к различным нарушениям стройности системы экономического законодательства. И тогда мы создали комиссию. Помню, даже назвали ее «Комиссия по противодействию инициативам Государственной Думы». Кажется, Починок даже предлагал добавить «безумным инициативам».

За эту работу и за участие в проведении экономических реформ в России в декабре 2001 года меня наградили медалью Ордена «За заслуги перед отечеством» II степени. А Фонд действует до сих пор и, судя по уровню принимаемых законов, – работы ему хватит надолго.

В конце 1995 года «Демократический выбор России» выборы проиграл. Я тоже тогда проиграл, и не жалею, как не жалею и о проигрыше в 2003 году. Мы создали новую команду.

А в 1999 году я снова попал в Думу как один из создателей Союза правых сил. В 2000 году возглавил Комитет по экономической политике и предпринимательству. Через него проходило большинство полезных законов: весь пакет законов по присоединению России к ВТО, вопросы рекламы, госмонополии на крепкий алкоголь и т. д. Кроме того, это целый сектор законодательства, связанный с изменениями в стандартизации. Постепенно начала складываться система экономического законодательства в России.

В том же году стал членом Совета по вопросам подготовки приоритетных нормативных правовых актов в экономической сфере при Правительстве РФ и вошел в состав Правительственной комиссии по расследованию причин гибели АПЛ «Курск». Нам тогда так и не дали до конца разобраться в истинных причинах этой страшной катастрофы, но, честно говоря, не покидает меня чувство, что «сработала» одна из «мин», заложенных еще на стадии проектирования.

В декабре 2003 года «Союз правых сил» не смог войти в Госдуму, мы не добрали каких-то долей процента до «порога».

В ноябре 2005 года меня избрали в состав Общественной палаты РФ, я стал членом Комиссии по вопросам конкурентоспособности, экономического развития и предпринимательства и председателем Подкомиссии по конкурентоспособности, саморегулируемым организациям и защите прав потребителей.

В связи с избранием в состав Общественной палаты РФ приостановил свое членство в политической партии «Союз правых сил».

В Общественной палате много занимаюсь проблемами устранения оборота контрафактной продукции, борьбой с взяточничеством (отмечу, именно со взяточничеством как негативным социальным явлением. Желающих побороться ради рейтинга со взяточниками – много, и все эти кампании ужасно крикливые, вот только никто из них почему-то не задается простым вопросом: почему на место одного разоблаченного взяточника немедленно приходит другой – еще более жадный, осторожный и хитрый?). В конце 2006 года помогли людям отбить у крупной госструктуры построенный на их личные деньги жилой дом в Москве.

За время нашего отсутствия в Госдуме было принято немало бездумных законов, по одному из них в стране едва не разразился алкогольный кризис и наши женщины и дети едва не остались без лекарств и лечебной косметики. Пришлось принимать немедленные меры и убеждать в необходимости изменения законодательства в этой сфере. Вроде убедили. Но теперь назрела другая беда: оставшиеся без дел чиновники решили уничтожить реформу технического регулирования при совершенно ясном понимании того факта, что если мы оставим действовавшие во времена СССР ГОСТы, ОСТы, СНиПы и прочие государственные регламенты, то наша экономика будет неконкурентоспособной, особенно при вступлении России в ВТО.

Последние годы все больше приходится работать в Москве, но я остаюсь петербуржцем.

И я постоянно возвращаюсь в мой город. Здесь мой дом. И источник энергии, вдохновения, идей. Ведь не так много мест на земле, где рождаются идеи. По моим ощущениям Петербург - одно из тех мест на планете, где можно творить. Недаром здесь всегда развивалась наука, собирались поэты и писатели. Но это лирика. А на практике, я просто очень люблю свой город и желаю ему процветания. Как желаешь здоровья родителям. И мне больно смотреть на следы увядания, которые не спрячешь под штукатуркой свежеотреставрированных к юбилею дворцов.

Даже поверхностный взгляд дает понять: в Петербурге что-то пробуксовывает, как-то не поспевает он за движением страны, даже если брать самые общие показатели. А я знаю, что потенциал Петербурга огромен.

И когда начинаешь понимать суть действия законов, становится ясно, что иногда одно законодательное решение, может изменить картину жизни города в целом, дать новое направление движения, подтолкнуть силы города к развитию.

Так и родилась идея проекта «Город»: создание долгосрочной, не менее чем на 50 лет, программы развития территории Санкт-Петербурга. Она уже написана в сотрудничестве с Институтом Урбанистики и получила название: «Санкт-Петербург. Путь в XXI веке». Очень хочется верить, что она воплотится. Пусть не целиком, а фрагментами, пусть не сразу, а постепенно. Как воплощаются открытия и теории: не потому, что этого кто-то захотел, а потому что это всем нужно.

Потому я очень плотно сотрудничаю и с ВООПиКом и с Комиссией Общественной палаты РФ по вопросам сохранения культурного и духовного наследия.

Я хочу, чтобы мой родной город жил, развивался и процветал. Только тогда я уверен, что мои дети и внуки, а потом их дети и внуки, останутся жить в Петербурге. И будут здесь счастливы.

Моя дочка

Я знаю, что многие отцы мечтают, чтобы первым ребенком у них был мальчик. А я счастлив тем, что у меня есть дочь. Мы с ней похожи. У нас с Машей абсолютное взаимопонимание. В общем, мы любим друг друга. А теперь еще и мою маленькую внучку Ульяну. Меня окружают три женщины, зять, собака и кот. И мне это нравится. Хотя не могу похвастаться, что провожу с ними много времени.

Тут как-то в августе семьей вспоминали, что уже 12 лет прошло со дня путча. А жена добавила: «12 лет с того дня, как ты ушел на баррикады. И не вернулся.»

Жизнь на два города - непростое испытание для семьи. Но никогда мои домашние не думали перебираться в Москву. Да и я не представляю себя москвичом в полном смысле этого слова. Все мое самое главное - здесь, в Петербурге. И моя жизнь посвящена именно семье и ничему другому. Главное, понимать это и постоянно думать о своих близких. Не жертвовать. Нет. Это не приносит блага не тому, кто жертвует, не тем, ради кого приносят жертву. Но все, что ты делаешь - делать для семьи: для жены, для дочки, для внучки.

Меня тут спрашивали: а какой подарок ты приготовил к 300-летию родного города? Я отвечаю: самый лучший! Свою внучку. И кто скажет, что есть подарки лучше?

А программа «Город», все эти идеи и проекты - это же все для них. Для тех, кто будет после нас. Я надеюсь, для моей внучки и ее поколения.

Родился 4 декабря 1947 года в г. Ленинград. В 1972 году закончил Ленинградский кораблестроительный институт (конструктор). В 1995 году был награжден медалью "За заслуги перед Отечеством".

Свою трудовую деятельность начал в 1972 г. конструктором 3-ей категории в Ленинградском проектно-таможенном бюро "Рубин", где работал вплоть до 1992 г. конструктором 2-ой, 1-ой категории, в качестве и.о. начальника сектора, затем - ведущим инженером.

С 1992 по 1993 г. являлся начальником отдела экономических исследований приватизации Северо-Западной Агропромышленной биржи, являлся экспертом Комитета по экономической реформе Верховного Совета Российской Федерации.

В 1992 г. участвовал в разработке государственной программы приватизации 1992 г.

В 1993 г. перешел на работу в Государственный институт проблем приватизации в должности заведующего отделом.

С 1993 по 1994 г. являлся начальником управления приватизации предприятий промышленности, строительного комплекса и отраслей инфраструктуры комитета по управлению городским имуществом мэрии Санкт-Петербурга.

В 1994-1996 гг. - депутат Государственной Думы РФ.

С 1996 по 1999 год возглавлял Всероссийскую Ассоциацию приватизируемых и частных предприятий.

Лучшие дня

В декабре 1999 г. избран депутатом Государственной Думы РФ третьего созыва, заместитель председателя Комитета ГД по собственности.

С 1996 г. по настоящее время - член Российской Трехсторонней комиссии по регулированию социально-трудовых отношений со стороны работодателей, член Координационного Совета Объединений работодателей России, участник аналитической группы по взаимодействию с региональными структурами политических партий, лидер Петербургского отделения СПС.

Женат, имеет дочь.

Родился 4 декабря 1947 года в г. Ленинград. В 1972 году закончил Ленинградский кораблестроительный институт (конструктор). В 1995 году был награжден медалью "За заслуги перед Отечеством".

Свою трудовую занятие начал в 1972 г. конструктором 3-ей категории в Ленинградском проектно-таможенном бюро "Рубин", где работал вплоть до 1992 г. конструктором 2-ой, 1-ой категории, в качестве и.о. начальника сектора, потом - ведущим инженером.

С 1992 по 1993 г. являлся начальником отдела экономических исследований приватизации Северо-Западной Агропромышленной биржи, являлся экспертом Комитета по экономической перестройке Верховного Совета Российской Федерации.

В 1992 г. участвовал в разработке государственной программы приватизации 1992 г.

В 1993 г. перешел на работу в Государственный институт проблем приватизации в должности заведующего отделом.

С 1993 по 1994 г. являлся начальником управления приватизации предприятий промышленности, строительного комплекса и отраслей инфраструктуры комитета по управлению городским имуществом мэрии Санкт-Петербурга.

В 1994-1996 гг. - народный избранник Государственной Думы РФ.

С 1996 по 1999 год возглавлял Всероссийскую Ассоциацию приватизируемых и частных предприятий.

В декабре 1999 г. избран депутатом Государственной Думы РФ третьего созыва, заместитель председателя Комитета ГД по имущества.

С 1996 г. по настоящее время - член Российской Трехсторонней комиссии по регулированию социально-трудовых отношений со стороны работодателей, член Координационного Совета Объединений работодателей России, участник аналитической группы по взаимодействию с региональными структурами политических партий, вождь Петербургского отделения СПС.

Женат, имеет дочка.

Так же читайте биографии известных людей:

Григорий Элькин Grigory Elkin

Глава федеральной службы по технологическому регулированию и метрологии.

Григорий Явлинский Grigory Yavlinsky

Стал кандидатом от демократической оппозиции на выборах Президента Российской Федерации 1996 г. и получил более 7 миллионов голосов избирателей...

Продолжаем совместный проект с историографическим сообществом «Политика на сломе эпох» под общим названием «Парламентаризм новой России». В рамках этого проекта наши читатели смогут прочитать интервью с депутатами Госдумы России первого созыва, узнают, как строилась работа в парламенте и какие они, народные избранники, лично.

Наш очередной гость - депутат Госдумы РФ первого и третьего созывов Григорий Томчин.

- Григорий Алексеевич, какие пути вывели Вас в первый парламент новой России?

Начну с того, что я из старших школьников 60-х годов, того периода, который называют «оттепель». А еще точнее, того периода, когда эта самая «оттепель» во власти уже закончилась, а внизу еще продолжалась. То есть была довольно длинная инерция, которая породила «кухонных диссидентов» с «квартирниками», творчеством, бардами, поэтическими вечерами и прочими атрибутами того времени. К моменту моего попадания в институт, у меня уже сложилось устойчивое понимание, что мы почему-то отстаем во всем: в экономике, в уровне жизни, развитии. Мы все как бы планируем, но все время отстаем. И, разумеется, начал углубляться в разные дисциплины, чтобы понять, в чем же дело?

Потом, я вступил в партию, меня распределили на работу после института. Там уже, на производстве, я участвовал во внедрении хозрасчета, и стоял в очереди на руководящую должность, которую мне не давали, потому, что еврей, а тогда был лимит на количество евреев, занятых в производстве и тем более на руководящие должности. Сейчас трудно в это поверить, но в якобы интернациональной советской системе был лимит на людей с неправильной национальностью. И уже в начале 80-х годов прошлого века я понял, что я обречен на то, чтобы быть. Не в плане жить, а в плане существовать: жить в определенной квартире, ездить на определенную дачу, иметь определенную машину, отдыхать не далее Черного моря или Прибалтики, работать не выше определенного уровня, получать не больше определенных сумм и так далее. И все! А мозги-то работают вперед, хочется большего, хочется развития.

Я стал активистом. Ходил, агитировал людей. Естественно, оброс соответствующей литературой. А в ней частенько значилось, например, крупным шрифтом: «СССР выпускает тракторов больше, чем США. У нас - 256 000 тракторов в год, а в США - всего 150 000». А ниже ссылочка и мелким-мелким шрифтом: «Без садово-огородных», - а их, на минуточку, в США выпускается 850 000, тогда, как в СССР - вообще не выпускается. И все это называлось официальным справочником по агитации. Это первый ракурс. Второй ракурс связан с тем, что я работал на производстве подводных лодок. Казалось бы, нам всегда говорили, что у нас лучшее вооружение. Но и это оказалось враньем. На примере подводных лодок могу сказать, что они были хуже намного. Интересный пример, знаете, почему у нас подлодки большие? Отвечу: самое главное в подводной лодке - это тишина, но на производстве делали подшипники, которые гремели, как товарный состав, поэтому у нас в субмаринах все на амортизаторах, которые занимают много места. Мы опаздывали в технологиях практически всегда, несмотря на то, что в военно-промышленный комплекс советское правительство вливало триллионы рублей.

А потом начались талоны на продовольствие. Это был уже конец 80-х. Тут уже почти все общество, а не отдельные его представители, начали ломать голову, что вообще происходит? Почему если мы такие передовые, то у нас талоны на еду? Тогда у меня появилась одна из первых идей социал-демократического толка, что у нас неверно определены границы рабочего класса. Что на сегодня основной производитель материальных благ - инженеры. А в реальности, чем выше у тебя образование, тем меньше ты получаешь. То есть, как только ты получил высшее образование, ты сразу вписываешь себя в людей второго сорта, так как есть первый сорт: класс-гегемон - это рабочий, простой разнорабочий, у которого не всегда есть даже средне-специальное образование. Я написал статью «Инженер-рабочий», в которой пытался раздвинуть границы социализма. Это была моя первая большая статья. И почти до самого 90-го года я носился с этой идеей, что стоит только раздвинуть границы социализма и рабочего класса, как государство по-другому сориентируется и иначе заработает. Но в 90-м году случилась Демплатформа в КПСС, в которой я начал работать. Мне удалось на моем закрытом заводе создать ячейку Демплатформы в 60 человек. И вот эта вот Демплатформа перешла грань между социалистической идеей инженер-рабочий в НЭПовскую часть со свободой торговли и прочими атрибутами. Дальше начались выборы в Ленсовет. Вместе со мной и еще одним человеком из Демплатформы выдвигался начальник трамвайно-троллейбусного депо. И пока мы население убеждали в тонкостях и прелестях демократической и либеральной идеи, начальник депо обещал элементарные вещи по типу Жириновского. Вопрос, конечно же, был решен в его пользу. После этого я попал в питерскую демократическую тусовку, и от нас в Верховный Совет попал Петр Филиппов, а мы как бы при нем. Следом, он нас привез в комитет по собственности в Верховном Совете, где мы работали утром и днем, а по вечерам мы читали лекции по приватизации старушкам. И целый год это были не просто лекции, а конвейер: Петр Филиппов читает лекцию 45 минут, потом я читаю 45 минут, пока он отдыхает, потом снова он, пока я отдыхаю и так далее. Постепенно у нас на лекциях начал меняться контингент. Сначала шли просто с улицы. Потом, начали ходить главные бухгалтеры, чтобы повысить квалификацию, потом замдиректора предприятий. Такая вот эволюция. Параллельно создавалась Демроссия, где я стал членом совета представителей сначала в Питере, потом уже в Москве. То есть мы начали активно бороться и начал складываться костяк демократических сил.

И вот грянул 1991 год. Мы с женой были в отпуске. Естественно, я решил уехать обратно в Питер, следить за событиями и помогать. Как говорит моя жена: «Ты как тогда уехал, так до сих пор не вернулся». В Питере мы организовали штаб демократических сил и противодействия ГКЧП, который расположился в Мариинском дворце. Интересно вспомнить, что было два штаба: «белый» и «черный». «Белый» - это на верхних этажах дворца, где были Старовойтова, Собчак и другие. А «черный» - это мы, где принимались решения, готовились листовки, организовывались митинги. После этого я стал начальником управления по приватизации Петербурга. И так до 1993 года, до выборов в первую Госдуму, в которую я прошел по списку «Выбора России».

Демроссия была основой многих партий. Когда она закончила свое существование, из нее вышел весь сегодняшний спектр демократических сил. Почему она не могла перегруппироваться, чтобы не было распада на разрозненные составные части, а остаться единым целым?

Да, Демроссия была основой всех партий демократического толка. Протопартия. Но она была, при этом, реально партией власти, однако без чиновничьего аппарата, как сегодня. То есть она формально не занимала постов, но она была реальной европейской протопартией власти под Ельциным. И она не был выстроена под реальную демократию. Она была выстроена на борьбу, на разрушение коммунистической партии и ее идеологии. Что потом, после разрушения - было миллион воззрений, которые распались на весь демократический спектр. И этот весь демократический спектр не мог выработать единое мнение о том, как строить будущее. Поэтому, когда формировалась платформа под реальные выборы, под «Выбор Росси», там уже пошло реальное идеологическое разделение. Первый парламент был четко идеологически обозначен, и все эти разговоры о кооперации с «Яблоком» - чушь.

- Так почему демократы не могли договориться между собой?

Потому, что Демроссия была нацелена на разрушение прежней, советской, идеологии. А что и как строить потом - у каждого свои мысли были. «Выбор России», а потом Демократический выбор России - была право-либреальной партией. «Яблоко» — лево-либеральной, практически социал-демократами.

Почему же все те демократические партии, которые попали в первый парламент, не влились ни в «Выбор России», ни в «Яблоко», а начали свое отдельное существование с кучкой последователей?

Потому, что помимо лево и право-либеральной идеологии была еще куча спектров. Это была также несформированность этих спектров

- Николай говорил, что под его партией можно было объединиться, он это предлагал, но никто не захотел, почему?

Его ДПР к моменту выборов потеряла всяческий электорат. Их в Думе было всего-ничего.

В одном из интервью Вы сказали, что «Выбор России» сложился очень аморфной организацией, не такой, какой должен был стать. Почему Вы так сказали?

Наличие большого количества непартийных одномандатников, которые к нам пришли уже после выборов, а не до них, двигало его в сторону социал-демократии. Одномандатники всегда более склонны к этому направлению.

Существует мнение, что Борис Ельцин дистанцировался от выборов в Госдуму РФ первого созыва, не дав, таким образом, «Выбору России», считавшимся пропрезидентским блоком, стать партией с серьезным перевесом в голосах, что позволило бы быстрее проводить необходимые для реформирования новой России законопроекты. Так ли это?

Ельцину все обещали и доказывали опросами, статистикой, прогнозами, что «Выбор России» будет первым и наберет много процентов. А он набрал 15%. ЛДПР - 16%. В том числе, поэтому он был обижен и ни разу за два года не пришел в Госдуму. Это, кстати, была ошибка, ошибка не его, а его команды, которая его, президента, на это надоумила. Кроме того, он боялся партий. Он декларировал, что он президент всех россиян. Тогда еще не было глубинно понимания, что такое парламент и партийная система.

- Как Вы думаете, почему Дума была выбрана на два года?

Нельзя было по Конституции. Кроме того, это был компромисс с обществом и борьба за электорат. И то, что в Думе были также члены правительства, что тогда можно было по закону, это было решение Ельцина, он думал, что тогда выборов не будет. Это было ошибкой, кстати.

Но там была еще и другая крупная ошибка Конституции, о которой знали, но не считали ее серьезной. Во всех парламентских странах есть контроль расхода бюджета. Не отчет, а контроль. Мы, парламент, взяли контроль за составлением бюджета, а отчет за его расходом - нет. Этот контроль нужно было сделать и сделать с последствиями для министров, чтобы чаще, чем раз в год комитеты Думы могли призвать того или иного министра с отчетом о расходах по его направдению. Это было возможно сделать с одновременным запуском импичмента отдельному министру. В свою очередь, отсутствие контроля сделало Ельцина заложником собственного кабмина, а это неправильно и вредно. Тогда бы и вся структура правительства была иной. Это была ошибка и лично Шахрая, и Конституционной комиссии, в которой он был. И именно из этой ошибки родилась сегодняшняя вертикаль власти.

И еще одна ошибка, наша, команды Гайдара, что мы в угоду экономическим реформам не создали программу государственного строительства. Мы были зациклены на экономике. Поэтому мы сегодня получили довольно интересную страну: у нас есть весь демократический набор, у нас самая прозрачная в мире избирательная система… Но все институты недоразвиты: муниципалитеты - ничто, министерства - одно название, губернаторы - ничто, Счетная палата не подчиняется парламенту. За всеми названиями ничего не стоит, ничего не работает так, как должно.

Как известно, на выборах в первую Госдуму самым удивительным стала победа ЛДПР по спискам. Это было протестное голосование?

Да это было протестное голосование. Но он, кстати, набрал столько, сколько должен был, а мы - недобрали еще процентов 15. И он принес довольно большую пользу: он весь буйный электорат увел с улицы, и дал им отдушину в парламенте. Поэтому Россия должна быть благодарна ему за это.

В первой Думе, как и в последующих, ЛДПР успешно кооперировалась с КПРФ. Почему у них получались тандемы, а у демократов либо совсем нет, либо да, но с таким скрипом?

Они были направлены на разрушение, а мы - на созидание. На разрушение кооперироваться легче, чем на созидание. Нашим, «Выбора России», основным союзником, конечно, должно было быть «Яблоко», но из-за упрямства его лидера мы очень много потеряли и в экономике, и в госустройстве. Моя личная главная претензия к этой партии у состоит в том, что мы придумали закон о судьбе поселений, намеренно отодвинув лесные земли, сельскохозяйственные угодия, чтобы люди и предприятия могли начать продавать и покупать землю. Нам не хватило шесть голосов. Из-за «Яблока», которому не понравилась процедура, прописанная в документе. А это могло изменить всю структуру экономики в стране, предприятия могли бы выкупить по дешевке землю, на которой стоят, чтобы потом не зависеть ни от муниципалитета, ни от губернатора, вообще ни от кого. Можно было принять в целом документ, а потом уже обсуждать процедурные нюансы ко второму чтению. Но…

В своем приветственном выступлении на первом заседании первой Госдумы тогдашний Премьер Черномырдин призвал депутатов исключить из лексикона избранников слова «нетерпимость» и «нетерпение». Депутаты были терпимы друг к другу?

Мы были обычным парламентом. И с драками, и с нетерпимостью. Люди, которые проходят выборы и испытание толпой, у них складываются определенные замашки и рефлексы, которые потом проецируются в парламенте.

Поэтому, в том числе, я и коллеги усиленно работали над регламентом Госдумы, по которому она работает до сих пор. Тогда нам пеняли за это, мол, в стране бардак, а вы тут регламент пишите. Но мало кто понимал, что это очень важный документ, который предписывает, как принимать законы, как выступать, сколько чтений, как работают комитеты и комиссии, как принять решение при наличии четырех сотен мнений, как голосовать, как проводить экспертизу законопроектов... Иначе был бы полный бедлам на очень долгое время, что сказалось бы на стране, на благополучии людей. В этом плане, мне очень хорошо работалось с коммунистом Лукьяновым. Он хоть и коммунист, но то, что касается процедуры - тут у него все железно. Это была колоссальная работа и лично для меня колоссальная парламентская школа. Благодаря этой работе я понял, что правильно построенный парламент и политические партии будут выдавать наилучшие решения.

- Регламент позволил стать Думе местом для дискуссий?

Конечно. Вот чего-чего, а дискуссий было хоть отгребай. Кстати, вспомнил интересный случай в связи с этим про Кашпировского. Когда еще не было у каждого депутата микрофона, а микрофоны стояли между рядами, и к ним была очередь из желающих что-то сказать. Он тогда практически ни разу не смог пробиться к микрофону. Я потом понял, почему. Потому, что он мог работать только со слабыми людьми, а с сильными, кто прошел огонь и медные трубы выборов, испытание толпой, они ему были неподвластны, он их боялся. Зал был настолько силен энергетически, что ему было неудобно в нем.

- А когда Госдума перестала быть местом для дискуссий?

Это спорно, перестала или не перестала. Я считаю, что это место для дискуссий при принятии решений. А когда Дума перестала быть местом принятия решений, тогда и дискуссии отпали сами собой. И это сформировалось к 2003 году, где-то.

Некоторые Ваши коллеги говорили, что на депутатов оказывалось давление со стороны исполнительной власти. Это так?

Давление практически не ощущалось, но вопрос не в давлении. Мы тогда совместными усилиями с правительством создали комиссию по законодательству при правительстве, которая существует до сих пор. И это правильно, так как мнение правительства должно быть, и оно должно быть отражено неким способом. Тут мы снова возвращаемся к тому, что должен быть парламентский контроль за расходом средств бюджета, так как в этом случае министры сами находятся под давлением, они тогда не могут избыточно давить на депутатов.

- Вы бы могли отметить самый важный закон, который приняла Госдума первого созыва?

Очень сложно сказать. Первая Дума приняла по важности, системности и по необходимости почти все законы, многие из которых работают до сих пор. Это Уголовный кодекс, Уголовно-процессуальный кодекс, Гражданский кодекс Кодекс об административных правонарушениях. Законы «Об акционерных обществах», «О рынке ценных бумаг», «О выборах», «О референдуме»… И это лишь малая часть того, что мы сделали для страны. В плане первой Госдумы нельзя говорить, что какой-то закон был важен, а какой-то - нет. Первая Дума создала юридическое и законодательное поле в стране, которое было разрушено переходом от СССР к новой России, а Верховный Совет не мог этого сделать. Жить же без законодательного поля страна не может. И эту задачу Госдума первого созыва выполнила блестяще!

Традиционный вопрос, который я задаю всем, с кем беседую. Продолжите фразу: «Госдума России первого созыва - это: …»?

- … Великолепная школа парламентаризма для России.