А леонтьев - деятельность, сознание, личность. Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность Леонтьев а н деятельность сознание личность гиперссылка

Личность человека производится – создаётся общественными отношениями, в которые индивид вступает в своей предметной деятельности. Личность впервые возникает в обществе.

Для психологической трактовки иерархий деятельностей А.Н. Леонтьев использует понятия потребность, мотив, эмоция, значение и смысл.

Процесс становления личности по А.Н. Леонтьеву есть процесс становления связной системы личностных смыслов.

В изучении развития психики ребенка следует исходить из развития его деятельности, так как она складывается в данных конкретных условиях его жизни. Жизнь или деятельность в целом не складывается, однако, механически из отдельных видов деятельности. Одни виды деятельности являются на данном этапе ведущими и имеют большее значение для дальнейшего развития личности, другие – меньшее. Одни играют главную роль в развитии, другие – подчиненную. Поэтому нужно говорить о зависимости развития психики не от деятельности вообще, а от ведущей деятельности.

Психологическое развитие человека по А.Н. Леонтьеву – это процесс развития его деятельности, сознания, личности. Развитие личности, согласно А.Н. Леонтьеву, происходит в процессе включения ее в различные виды деятельности. Категория деятельности у А.Н. Леонтьева – основополагающая для анализа личности. Проблема личности есть проблема единства, взаимосвязи отдельных деятельностей.

Леонтьев таким образом, определяет личность, как связь, иерархию деятельностей, а не психических процессовЛичность – не биологическое и не социальное, не условия и не факторы, а биография и опыт жизни. Личность есть результат “кристаллизации” биографии. Это первый тезис А.Н. Леонтьева.

Второй тезис: личность развивается, т.е. существует качественно особые стадии развития личности, которые не имеют отношения к развитию психических процессов.

Третий тезис – личность имеет строение. С самого начала вводится разведение индивида и личности. Если индивид представляет собой некое биологическое единство, связь естественных органов и их функций, то личность – небиологическое единство. Она постепенно возникает, формируется в ходе жизни, поэтому есть строение индивида, и есть независимое от него строение личности.

Личность впервые возникает, когда человек вступает в историю, и он становится личностью лишь как субъект общественных отношений. Личность человека ни в каком смысле не является предсуществующей по отношению к его деятельности, как и его сознание, она ею порождается.

Метафора А.Н. Леонтьева о двух рождениях личности. Личность рождается дважды: первый раз – когда у ребенка проявляется в явных формах полимотивированность и соподчиненность его действий, второй раз – когда возникает его сознательная личность. Первое рождение совпадает с кризисом трех лет, когда впервые возникает иерархизация и соподчинение действий, отсрочка удовлетворения. Второе рождение – с подростковым кризисом, когда возникает овладение собственным поведением через сознание, опосредствование. Можно сказать, что эти два “рождения личности” представляют собой критические точки прогрессирующей эмансипации личности от симбиотических связей.

Личность, согласно А.Н. Леонтьеву, характеризует во-первых, богатство, многообразие действительных отношений субъекта, составляющих его жизнь. Это и есть основание, реальный базис личности. А.Н. Леонтьев выделяет три основных параметра личности: широту связей человека с миром, степень их иерархизированности и общую их структуру.

Один из наиболее интересных аспектов теории личности А.Н. Леонтьева – это анализ того, что происходит в результате второго рождения личности. Происходит прежде всего овладение своим поведением, становление новых механизмов разрешения мотивационных конфликтов, связанных с волей и сознанием.

Тема 3.5. Понятие «личности» в психологии отношений В.Н.Мясищева. Виды отношений личности: эмоциональное отношение, интерес и оценочное отношение. Воззрение на природу психопаталогических процессов личности.

У истоков теории Мясищева лежат идеи Лазурского о классификации личности, согласно типам их отношений к окружающей действительности. Основное положение психологии отношений заключается в том, что личность, психика и сознание человека в каждый данный момент представляют единство отражения объективной действительности и отношения человека к ней. Психология, отношения человека в развитом виде выступают как целостная система индивидуальных, избирательных, сознательных связей личности с различными сторонами объективной действительности: с явлениями природы и миром вещей; с людьми и общественными явлениями; личностью с самой собой как субъектом деятельности. Система отношений определяется всей историей развития человека, она выражает его личный опыт и внутренне определяет его действия, переживания.

Отношение как связь субъекта с объектом едино, однако имеет структуру, отдельные компоненты которой могут выступать как частичные отношения, его стороны, или виды. Оно определяется рядом признаков: избирательностью, активностью, целостно-личностным характером, сознательностью. Важнейшими видами отношений Мясищев считал потребности, мотивы, эмоциональные отношения (привязанность, неприязнь, любовь, вражда, симпатия, антипатия), интересы, оценки, убеждения, а доминирующим отношением, подчиняющим себе другие и определяющим жизненный путь человека, – направленность. Высшая степень развития личности и ее отношений определяется уровнем сознательного отношения к окружающему и самосознанием как сознательным отношением к самому себе.

Отношения связаны с разными подструктурами личности. Так, динамические индивидуально-психологические свойства темперамента являются на уровне развитого характера "снятой" формой индивидуальных различий, движущие силы которой определяются сознательным отношением, а не свойствами нервной системы. Характер – это система отношений и способ их осуществления человеком. Свойства реакции человека, выражающие его темперамент и характер, обнаруживаются лишь при активном отношении к объекту, вызывающему реакцию. Способности человека находятся в закономерном соотношении со склонностями, которые представляют движущую силу развития способностей. Склонность – это не что иное, как потребность в определенном виде деятельности, или избирательно-положительное отношение к ней,

Положения психологии отношений легли в основу разработанной Мясищевым патогенетической концепции неврозов. Невроз трактуется как болезнь личности, вызванная обстоятельствами значимости в системе ее личностных отношений. Эта концепция имела большое научное и практическое значение, оказав влияние на всю последующую теорию и практику психотерапии неврозов.

Тема 3.6. Персонология В.А. Петровского. Феноменология отраженной субъектности. «Значимые другие» в личности и их роль в развитии и функционировании личности. Проблема личностного выбора и самополагания.

В.А. Петровский вводит понятие «надситуативной активности» как источника формирования новой для субъекта деятельности. Под этим подразумевается, что человеку присуща неадекватная тенденция постановки сверхзадач. «Психологический парадокс состоит в том, что субъект первоначально следует ситуативной необходимости, но в самом процессе следования рождаются надситуативные моменты, способные вступать в противоречие с ситуативной необходимостью». Примером последнего является такое проявление надситуативной активности как феномен «бескорыстного риска» (риск ради риска, желание «проверить себя», усложнить задачу), который, не имея прагматической ценности, может ставить под угрозу успех выполнения основной задачи. Проявлением надсититуативной активности в познавательной сфере является феномен презумпции существования решения, характеризующий уверенность субъекта в возможности найти решение проблемной, творческой задачи в условиях неопределенности относительно возможности этого. Именно надситуативная активность (выраженная в тенденциях «устремленности к границе», преодоления границы, бескорыстного риска) является одним из проявлений одаренности.

Несмотря на то, что внешне надситуативные моменты появляются в деятельности внезапно, не мотивировано извне, они имеют внутренние предпосылки в предшествующей активности. Так в ходе целенаправленной деятельности по решению адаптивной задачи, субъект рассматривает различные средства достижение цели, анализирует многообразие элементов ситуации, опробывает их в качестве потенциальных условий реализации действия. Отброшенные и нереализованные, избыточные по отношению к основной задаче альтернативы, накапливаясь, выступают предпосылками надситуативной активности. Накопленные потенциальные возможности и наличные условия (как внешние, так и внутренние) порождают в сознании субъекта внутренний конфликт «могу – не могу», разрешаемый в ходе внутренней коммуникации.

Возникающие противоречия между сложившимися установками и «надситуативной активностью» являются одним из механизмов динамики субъектных проявлений личности. В выходе за пределы требований ситуации как механизме развития отражается самодетерминация и самостановление субъекта. «Субъект как бы порывает с предшествующей ситуацией, находя себя измененным в новой ситуации деятельности».

В наиболее общем плане под «отраженной субъектностью» В.А. Петровский понимает бытие кого-либо в другом и для другого. Утверждение о том, что некто отражен во мне как субъект, предполагает:

1) что я ощущаю присутствие этого человека в значимой для меня ситуации;

2) это присутствие способно повлиять на систему моих смыслов, моё отношение к ситуации и к миру в целом.

Отраженный во мне субъект оказывается идеально представленным во мне и выступает источником преобразования моей жизненной ситуации в значимом для меня направлении. Особо подчёркиваются такие черты отраженного субъекта, как активность и способность деятельно преобразовывать моё видение мира через формирование новых побуждений и постановку новых целей. Говоря об идеальной представленности, В.А. Петровский отмечает, что это есть, прежде всего, открытие одного человека другому в качестве значимого для него существа и источника новых личностных смыслов.

В.А. Петровский выделяет 3 основных формы проявления отражённой субъектности, обладающие генетической преемственностью:

1) запечатлённость субъекта в эффектах межиндивидульных виляний;

2) идеальный «значимый другой»;

3) претворенный субъект.

Первая форма более остальных соотносима с социальной фасилитацией, а также понятиями социального влияния и власти. Она представляет собой непосредственные, прямые или косвенные влияния одного субъекта социальных отношений на другого. Прямое влияние подразумевает предъявление открытых требований и ожиданий. Косвенное – опосредовано созданием специфической среды, детерминирующей то или иное поведение партнёра по общению.

«Значимый другой» , как форма отраженной субъектности, приобретает свойство действенности. Он предстаёт в форме интроекта, встроенного в личность субъекта, обладающего преобразующей силой. Именно «значимый другой» чаще всего становится внутренним собеседником в случаях, когда диалог достаточно развёрнут. Реальный Другой при этом может уже не присутствовать в жизни субъекта, что может не только не снизить силу влияния Другого на личность субъекта, но и усилить её.

Третьей формой проявления отраженной субъектности является претворенный субъект . Если при первой форме отраженной субъктности взаимовлияния субъектов остаются на интерпсихическом уровне, при второй форме – осуществляется переход к интрапсихическом уровню, то третья форма является подлинным проникновением образа другого человека во внутренний мир субъекта. На уровне претворенного субъекта теряется диалогичность взаимодействия, и нет возможности противопоставить «Я» и Другого-во-мне, так как подобный конфликт будет переживаться субъектом как внутренняя борьба с самим собой, самоконфронтация.

Исследования феномена отраженной субъектности опираются на разработанный В.А. Петровским метод экспериментального изучения личности. Главный акцент в этом методе сделан на фиксации изменения поведения субъекта при актуализации образа «значимого другого». Актуализация осуществляется в различных формах: начиная от предъявления имени или фотографии значимого другого, до непосредственного присутствия или участия его в ситуации эксперимента.

В классическом эксперименте В.А. Петровского испытуемым сначала предлагалось пройти ряд апробированных психодиагностических методик, выявляющих устойчивые характеристики личности, принимаемые за точку отсчёта. Затем актуализировался образ «значимого другого» и замерялся сдвиг относительно исходных личностных качеств [Петровский, 1985]. Эти изменения в проявлении индивидуальных особенностей испытуемого характеризуют в первую очередь личность исследуемого, а не испытуемого.

Примером использования метода отраженной субъектности являются исследования И.Г. Дубова, посвященные изучению влияния личности учителя на проявление личностных качеств учащихся. В данных исследованиях учащимся предлагалось составить список «ярких» и уникальных, по их мнению, личностей. Если в этих списках упоминались учителя, то затем с помощью индивидуальных опросников исследовались образы этих учителей, с точки зрения учащихся. Затем применялся классический метод отраженной субъектности, когда учащимся предлагалось выполнять тестовые задания индивидуально (в первой серии) и в присутствии исследуемого учителя или при предъявлении его фотографии (во второй серии). Во второй серии эксперимента были показаны значительные сдвиги во внутренней мотивации и критериях самооценки испытуемых в направлении качеств, соответствующих личностным особенностям предъявляемых учителей.

Феномены идеальной представленности учителя в личности учащегося были продемонстрированы также в исследовании А.В. Воробьева, который показал разнонаправленность влияния различных педагогов на личностные проявления учащихся. Данные влияния могут быть единообразно позитивными (приводящими к большему соблюдению нравственных норм и увеличению времени мыслительной активности при решении задач), единообразно негативными (приводящими к меньшему соблюдению моральных норм, попыткам «сжульничать» и уменьшению времени мыслительной активности при решении задач) и инверсионными (для которых характерно отсутствие значимых влияний на личность учащихся).

Возможные негативные следствия актуализации образа «значимого другого» продемонстрированы также в исследованиях С.В. Березина. Им показано, что актуализация образа наркомана в сознании его родителей ведет к большей радикальности их оценок, поляризации сознания и большей формальности и конфликтности их общения.

Эта небольшая теоретическая книга готовилась очень долго, но и сейчас я не могу считать ее законченной – слишком многое осталось в ней не эксплицированным, только намеченным. Почему я все же решился ее опубликовать? Замечу сразу: только не из любви к теоретизированию.

Попытки разобраться в методологических проблемах психологической науки всегда порождались настоятельной потребностью в теоретических ориентирах, без которых конкретные исследования неизбежно остаются близорукими.

Вот уже почти столетие, как мировая психология развивается в условиях кризиса ее методологии. Расколовшись в свое время на гуманитарную и естественнонаучную, описательную и объяснительную, система психологических знаний дает все новые и новые трещины, в которых кажется исчезающим сам предмет психологии. Происходит его редукция, нередко прикрываемая необходимостью развивать междисциплинарные исследования. Порой даже раздаются голоса, открыто призывающие в психологию «варягов»: "придите и княжите нами". Парадокс состоит в том, что вопреки всем теоретическим трудностям во всем мире сейчас наблюдается чрезвычайное ускорение развития психологических исследований – под прямым давлением требований жизни. В результате противоречие между громадностью фактического материала, скрупулезно накапливаемого психологией в превосходно оснащенных лабораториях, и жалким состоянием ее теоретического, методологического фундамента еще более обострилось. Небрежение и скепсис в отношении общей теории психики, распространение фактологизма и сциентизма, характерные для современной американской психологии (и не только для нее!), стали барьером на пути исследования капитальных психологических проблем.

Нетрудно увидеть связь между этим явлением и разочарованностью, вызванной не оправдавшимися претензиями главных западноевропейских и американских направлений произвести в психологии долгожданную теоретическую революцию. Когда родился бихевиоризм, заговорили о спичке, поднесенной к бочке с порохом; затем стало казаться, что не бихевиоризм, а гештальт-психология открыла генеральный принцип, способный вывести психологическую науку из тупика, в который ее завел элементаристский, «атомистический» анализ; наконец, у очень многих закружилась голова от фрейдизма, якобы нашедшего в бессознательном ту точку опоры, которая позволяет поставить психологию с головы на ноги и сделать ее по-настоящему жизненной. Другие буржуазно-психологические направления были, пожалуй, менее претенциозны, но их ждала та же участь; все они оказались в общей эклектической похлебке, которую варят сейчас – каждый на свой манер – психологи, ищущие репутации "широких умов".

По совершенно другому пути шло развитие советской психологической науки.

Методологическому плюрализму советские психологи противопоставили единую марксистско-ленинскую методологию, позволяющую проникнуть в действительную природу психики, сознания человека. Начались настойчивые поиски решения главных теоретических проблем психологии на основе марксизма. Одновременно шла работа по критическому осмысливанию на этой основе положительных достижений зарубежной психологии и развернулись конкретные исследования по широкому кругу вопросов. Складывались новые подходы и новый концептуальный аппарат, позволивший достаточно быстро вывести советскую психологию на научный уровень, несопоставимо более высокий, чем уровень той психологии, которая пользовалась официальным признанием в дореволюционной России. В психологии появились новые имена: Блонского и Корнилова, затем Выготского, Узнадзе, Рубинштейна и других.

Главное в том, что это был путь неустанной целеустремленной борьбы – борьбы за творческое овладение марксизмом-ленинизмом, борьбы против идеалистических и механистических, биологизаторских концепций, выступавших то в одном, то в другом обличье. Развивая линию, противостоящую этим концепциям, нужно было вместе с тем избежать научного изоляционизма, равно как и положения одной из психологических школ, существующей наряду с прочими. Мы все понимали, что марксистская психология – это не отдельное направление, не школа, а новый исторический этап, олицетворяющий собой начало подлинно научной, последовательно материалистической психологии. Мы понимали и другое, а именно, что в современном мире психология выполняет идеологическую функцию, служит классовым интересам и что с этим невозможно не считаться.

Методологические и идеологические вопросы оставались в центре внимания советской психологии, особенно в первый период ее развития, который ознаменовался выходом в свет таких фундаментальных по своим идеям книг, как "Мышление и речь" Л. С.Выготского и "Основы общей психологии" Л. С.Рубинштейна. Нужно, однако, признать, что в последующие годы внимание к методологическим проблемам психологической науки несколько ослабло. Это, конечно, вовсе не значит, что теоретические вопросы стали меньше обсуждаться или о них стали меньше писать. Я имею в виду другое: известную методологическую беспечность многих конкретно-психологических, в том числе и прикладных, исследований.

Это явление объяснимо рядом обстоятельств. Одно из них состоит в том, что постепенно произошло нарушение внутренних связей между разработкой философских проблем психологии и реальной методологией ведущихся исследований. Философским вопросам психологии (как и философской критике зарубежных немарксистских направлений) посвящается немало объемистых книг, но вопросы, касающиеся конкретных путей исследования широких психологических проблем, в них почти не затрагиваются. Создается впечатление как бы разветвленности: с одной стороны – сфера философской психологической проблематики, а с другой стороны – сфера специально психологических методологических вопросов, возникающих в опыте конкретных исследований. Конечно, разработка собственно философских вопросов той или иной области научного знания необходима. Однако речь идет о другом: о разработке на марксистской философской основе специальных проблем методологии психологии как конкретной науки. А это требует проникновения теоретической мысли в ее, так сказать, "внутреннее хозяйство".

Поясню свою мысль на примере одной из труднейших проблем, издавна стоящих перед психологическим исследованием, – речь идет о проблеме связи психических процессов и процессов мозговых, физиологических. Вряд ли нужно убеждать сейчас психологов в том, что психика есть функция мозга и что психические явления и процессы нужно изучать в единстве с физиологическими. Но что значит изучать их в единстве? Для конкретно-психологического исследования вопрос этот оказался архисложным. Дело в том, что никакое прямое соотнесение между собой психических и мозговых физиологических процессов проблемы еще не решает. Теоретические альтернативы, которые возникают при таком прямом сближении, хорошо известны: либо это гипотеза параллелизма, роковым образом приводящая к пониманию психики как эпифеномена; либо это позиция наивного физиологического детерминизма с вытекающим из него сведением психологии к физиологии; либо, наконец, это дуалистическая гипотеза психофизиологического взаимодействия, которая допускает действие нематериальной психики на материальные процессы, протекающие в мозге. Для метафизического мышления никакого иного решения попросту не существует, меняются лишь термины, прикрывающие все те же альтернативы.

Вместе с тем психофизиологическая проблема имеет для психологии совершенно конкретный и в высшей степени деловой смысл, потому что психолог должен постоянно иметь в виду работу морфофизиологических механизмов. Нельзя же рассуждать, например, о процессах восприятия, не обращаясь к данным морфологии и физиологии. Однако образ восприятия как психологическая реальность совсем не то же самое, что мозговые процессы и их констелляции, функцией которых он является. Очевидно, что мы имеем здесь дело с разными формами движения, но это необходимо ставит дальнейшую проблему о тех содержательных переходах, которые связывают между собой эти формы движения. Хотя проблема эта является прежде всего методологической, ее решение требует анализа, проникающего, как я говорил, в результаты, накопленные конкретными исследованиями на психологическом и физиологическом уровнях.

Эта небольшая теоретическая книга готовилась очень долго, но и сейчас я не могу считать ее законченной - слишком многое осталось в ней не эксплицированным, только намеченным. Почему я все же решился ее опубликовать? Замечу сразу: только не из любви к теоретизированию.

Попытки разобраться в методологических проблемах психологической науки всегда порождались настоятельной потребностью в теоретических ориентирах, без которых конкретные исследования неизбежно остаются близорукими.

Вот уже почти столетие, как мировая психология развивается в условиях кризиса ее методологии. Расколовшись в свое время на гуманитарную и естественнонаучную, описательную и объяснительную, система психологических знаний дает все новые и новые трещины, в которых кажется исчезающим сам предмет психологии. Происходит его редукция, нередко прикрываемая необходимостью развивать междисциплинарные исследования. Порой даже раздаются голоса, открыто призывающие в психологию "варягов": "придите и княжите нами". Парадокс состоит в том, что вопреки всем теоретическим трудностям во всем мире сейчас наблюдается чрезвычайное ускорение развития психологических исследований - под прямым давлением требований жизни. В результате противоречие между громадностью фактического материала, скрупулезно накапливаемого психологией в превосходно оснащенных лабораториях, и жалким состоянием ее теоретического, методологического фундамента еще более обострилось. Небрежение и скепсис в отношении общей теории психики, распространение фактологизма и сциентизма, характерные для современной американской психологии (и не только для нее!), стали барьером на пути исследования капитальных психологических проблем.

Нетрудно увидеть связь между этим явлением и разочарованностью, вызванной не оправдавшимися претензиями главных западноевропейских и американских направлений произвести в психологии долгожданную теоретическую революцию. Когда родился бихевиоризм, заговорили о спичке, поднесенной к бочке с порохом; затем стало казаться, что не бихевиоризм, а гештальт-психология открыла генеральный принцип, способный вывести психологическую науку из тупика, в который ее завел элементаристский, "атомистический" анализ; наконец, у очень многих закружилась голова от фрейдизма, якобы нашедшего в бессознательном ту точку опоры, которая позволяет поставить психологию с головы на ноги и сделать ее по-настоящему жизненной. Другие буржуазно-психологические направления были, пожалуй, менее претенциозны, но их ждала та же участь; все они оказались в общей эклектической похлебке, которую варят сейчас - каждый на свой манер психологи, ищущие репутации "широких умов".

Леонтьев А Н

Леонтьев А Н

Деятельность, Сознание, Личность

А.Н.Леонтьев

Деятельность.Сознание.Личность

Эта небольшая теоретическая книга готовилась очень долго, но и сейчас я не могу считать ее законченной - слишком многое осталось в ней не эксплицированным, только намеченным. Почему я все же решился ее опубликовать? Замечу сразу: только не из любви к теоретизированию.

Попытки разобраться в методологических проблемах психологической науки всегда порождались настоятельной потребностью в теоретических ориентирах, без которых конкретные исследования неизбежно остаются близорукими.

Вот уже почти столетие, как мировая психология развивается в условиях кризиса ее методологии. Расколовшись в свое время на гуманитарную и естественнонаучную, описательную и объяснительную, система психологических знаний дает все новые и новые трещины, в которых кажется исчезающим сам предмет психологии. Происходит его редукция, нередко прикрываемая необходимостью развивать междисциплинарные исследования. Порой даже раздаются голоса, открыто призывающие в психологию "варягов": "придите и княжите нами". Парадокс состоит в том, что вопреки всем теоретическим трудностям во всем мире сейчас наблюдается чрезвычайное ускорение развития психологических исследований - под прямым давлением требований жизни. В результате противоречие между громадностью фактического материала, скрупулезно накапливаемого психологией в превосходно оснащенных лабораториях, и жалким состоянием ее теоретического, методологического фундамента еще более обострилось. Небрежение и скепсис в отношении общей теории психики, распространение фактологизма и сциентизма, характерные для современной американской психологии (и не только для нее!), стали барьером на пути исследования капитальных психологических проблем.

Нетрудно увидеть связь между этим явлением и разочарованностью, вызванной не оправдавшимися претензиями главных западноевропейских и американских направлений произвести в психологии долгожданную теоретическую революцию. Когда родился бихевиоризм, заговорили о спичке, поднесенной к бочке с порохом; затем стало казаться, что не бихевиоризм, а гештальт-психология открыла генеральный принцип, способный вывести психологическую науку из тупика, в который ее завел элементаристский, "атомистический" анализ; наконец, у очень многих закружилась голова от фрейдизма, якобы нашедшего в бессознательном ту точку опоры, которая позволяет поставить психологию с головы на ноги и сделать ее по-настоящему жизненной. Другие буржуазно-психологические направления были, пожалуй, менее претенциозны, но их ждала та же участь; все они оказались в общей эклектической похлебке, которую варят сейчас - каждый на свой манер психологи, ищущие репутации "широких умов".

По совершенно другому пути шло развитие советской психологической науки.

Методологическому плюрализму советские психологи противопоставили единую марксистско-ленинскую методологию, позволяющую проникнуть в действительную природу психики, сознания человека. Начались настойчивые поиски решения главных теоретических проблем психологии на основе марксизма. Одновременно шла работа по критическому осмысливанию на этой основе положительных достижений зарубежной психологии и развернулись конкретные исследования по широкому кругу вопросов. Складывались новые подходы и новый концептуальный аппарат, позволивший достаточно быстро вывести советскую психологию на научный уровень, несопоставимо более высокий, чем уровень той психологии, которая пользовалась официальным признанием в дореволюционной России. В психологии появились новые имена: Блонского и Корнилова, затем Выготского, Узнадзе, Рубинштейна и других.

Главное в том, что это был путь неустанной целеустремленной борьбы борьбы за творческое овладение марксизмом-ленинизмом, борьбы против идеалистических и механистических, биологизаторских концепций, выступавших то в одном, то в другом обличье. Развивая линию, противостоящую этим концепциям, нужно было вместе с тем избежать научного изоляционизма, равно как и положения одной из психологических школ, существующей наряду с прочими. Мы все понимали, что марксистская психология - это не отдельное направление, не школа, а новый исторический этап, олицетворяющий собой начало подлинно научной, последовательно материалистической психологии. Мы понимали и другое, а именно, что в современном мире психология выполняет идеологическую функцию, служит классовым интересам и что с этим невозможно не считаться.

Методологические и идеологические вопросы оставались в центре внимания советской психологии, особенно в первый период ее развития, который ознаменовался выходом в свет таких фундаментальных по своим идеям книг, как "Мышление и речь" Л.С.Выготского и "Основы общей психологии" Л.С.Рубинштейна. Нужно, однако, признать, что в последующие годы внимание к методологическим проблемам психологической науки несколько ослабло. Это, конечно, вовсе не значит, что теоретические вопросы стали меньше обсуждаться или о них стали меньше писать. Я имею в виду другое: известную методологическую беспечность многих конкретно-психологических, в том числе и прикладных, исследований.

Это явление объяснимо рядом обстоятельств. Одно из них состоит в том, что постепенно произошло нарушение внутренних связей между разработкой философских проблем психологии и реальной методологией ведущихся исследований. Философским вопросам психологии (как и философской критике зарубежных немарксистских направлений) посвящается немало объемистых книг, но вопросы, касающиеся конкретных путей исследования широких психологических проблем, в них почти не затрагиваются. Создается впечатление как бы разветвленности: с одной стороны - сфера философской психологической проблематики, а с другой стороны - сфера специально психологических методологических вопросов, возникающих в опыте конкретных исследований. Конечно, разработка собственно философских вопросов той или иной области научного знания необходима. Однако речь идет о другом: о разработке на марксистской философской основе специальных проблем методологии психологии как конкретной науки. А это требует проникновения теоретической мысли в ее, так сказать, "внутреннее хозяйство".

Поясню свою мысль на примере одной из труднейших проблем, издавна стоящих перед психологическим исследованием, - речь идет о проблеме связи психических процессов и процессов мозговых, физиологических. Вряд ли нужно убеждать сейчас психологов в том, что психика есть функция мозга и что психические явления и процессы нужно изучать в единстве с физиологическими. Но что значит изучать их в единстве? Для конкретно-психологического исследования вопрос этот оказался архисложным. Дело в том, что никакое прямое соотнесение между собой психических и мозговых физиологических процессов проблемы еще не решает. Теоретические альтернативы, которые возникают при таком прямом сближении, хорошо известны: либо это гипотеза параллелизма, роковым образом приводящая к пониманию психики как эпифеномена; либо это позиция наивного физиологического детерминизма с вытекающим из него сведением психологии к физиологии; либо, наконец, это дуалистическая гипотеза психофизиологического взаимодействия, которая допускает действие нематериальной психики на материальные процессы, протекающие в мозге. Для метафизического мышления никакого иного решения попросту не существует, меняются лишь термины, прикрывающие все те же альтернативы.

Вместе с тем психофизиологическая проблема имеет для психологии совершенно конкретный и в высшей степени деловой смысл, потому что психолог должен постоянно иметь в виду работу морфофизиологических механизмов. Нельзя же рассуждать, например, о процессах восприятия, не обращаясь к данным морфологии и физиологии. Однако образ восприятия как психологическая реальность совсем не то же самое, что мозговые процессы и их констелляции, функцией которых он является. Очевидно, что мы имеем здесь дело с разными формами движения, но это необходимо ставит дальнейшую проблему о тех содержательных переходах, которые связывают между собой эти формы движения. Хотя проблема эта является прежде всего методологической, ее решение требует анализа, проникающего, как я говорил, в результаты, накопленные конкретными исследованиями на психологическом и физиологическом уровнях.

На другой стороне, в сфере специально психологической проблематики, внимание стало все более сосредоточиваться на тщательности разработки отдельных вопросов, на повышении технической вооруженности лабораторного эксперимента, усовершенствовании статистического аппарата и на использовании формальных языков. Конечно, без этого прогресс в психологии сейчас попросту невозможен. Но очевидно и другое: что одного этого еще недостаточно. Необходимо, чтобы при этом частные задачи не заслоняли собой более общих, чтобы методика исследования не заслоняла собой его методологию.

Дело в том, что психолог-исследователь, взявшись за изучение конкретных вопросов, неизбежно продолжает наталкиваться на фундаментальные методологические проблемы психологической науки. Только они выступают перед ним в скрытом своем выражении, так что решение конкретных вопросов кажется от них не зависящим, требующим лишь умножения и уточнения эмпирических данных. Возникает иллюзия "деметодологизации" сферы конкретных исследований, что еще более усиливает впечатление размыкания внутренних связей между общетеоретическими марксистскими основаниями психологической науки и ее фактологией. В результате в системе психологических понятий образуется своеобразный вакуум, в который стихийно втягиваются концепции, порожденные взглядами, по существу чуждыми марксизму.

Теоретическая, методологическая беззаботность иногда сказывается и в подходе к решению некоторых чисто прикладных психологических задач. Она...

В.Э. Чудновский. Становление личности и проблема смысла жизни», - М.: МОДЭК, 2006.

11. В.С. Мухина. Развитие личности. Статьи. – М.: МОДЭК, 2002.

12. И.Ю.Кулагина, В.Н. Колюцкий. Возрастная психология; - М.: Сфера, 2005.

13. О.В. Хухлаева, Е.В. Зыков, Г.В Бубнова. Психология развития и возрастная психология. – М.: Юрайт-Издат, 2013.

14. И.В. Шаповаленко. Возрастная психология. -М.: Гардарики, 2005.

15. Э. Эриксон. Идентичность: юность и кризис. – М.: Флинта, 2006.

16. Д.Я. Райгородский. Психология зрелости: учебное пособие по возрастной психологии. - М.: Бахрах-М,2003.

17. В.И. Жовалев. Психология зрелого возраста. – СПб.: Питер, 2011.

18. Ю.Б. Тарнавский.Чтобы осень была золотой. – М.: Гардарики, 1988г.

19. Т. Ф. Суслова, С. М. Жучкова. Социальная психология и общество. – М.: МОДЭК, 2014.

20. А. Подольский. Психология старости и старения. Хрестоматия. – М.: МПСИ, 2003.

21. А. И. Тащева. Энциклопедия психологической помощи. – М.: Феникс, 2002.

22. Э. Эриксон. Детство и общество. - СПб.: Ленато, ACT, 1996.

23. О. В. Хухлаева. Кризисы взрослой жизни. – М.: Генезис, 2009.

24. В. В. Мироненко. Хрестоматия по психологии. – М.: Просвещение, 1987.

25. К. Маркс, Ф. Энгельс. Немецкая идеология. – М.: Партийное издательство, 1933.

26. Д. А. Леонтьев. Методика предельных смыслов. – М.: Смысл, 1999.

27. Д. А. Леонтьев. Тест смысложизненных ориентаций. – М.: Смысл, 2006.

ПРИЛОЖЕНИЯ

Приложение 1

Тест смысложизненных ориентаций А. Н. Леонтьева.

Инструкция . Вам будут предложены пары противоположных утверждений. Ваша задача – выбрать одно из двух утверждений, которое, по Вашему мнению, больше соответствует действительности, и отметить одну из цифр I, 2, 3, в зависимости от того, насколько Вы уверены в выборе (или 0, если оба утверждения на Ваш взгляд одинаково верны).Спасибо Вам за участие.

А.Ф.Лосев. Комментарии к Диалогам Платона. Компиляция из четырехтомного издания диалогов Платона (М.: "Мысль", 1990-199?), 1 том.

Кант И. Сочинения: в 6-ти т. М.: Мысль, 1966. Т. 5. 564 с.

Лосев А. Ф. Жизнь (повести, рассказы, письма). СПб.: АО «Комплект», 1993. 536 с.

С.Л. Рубинштейн «Человек и мир»,Изд: Питер, 2012

Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. -- М., 1975

В. Э. Чудновский «Становление личности и проблема смысла жизни», Изд:"МПСИ, МОДЭК" (2006)

В.С. Мухина. Развитие личности. Статьи. -2002 – 2009 гг

И.Ю.Кулагина, В.Н. Колюцкий. Возрастная психология; Изд: Сфера,2005 г.

О.В. Хухлаева, Е.В Зыков, Г.В Бубнова. Психология развития и возрастная психология.- Юрайт-Издат, 2013.-367 стр.

И.В. Шаповаленко. Возрастная психология. М.: Гардарики, 2005 – 349 стр.

В.С. Мухина. Возрастная психология. Феноменология развития. М.: Академия, 2006.-608 стр.

К.Н. Поливанова. Психология возрастных кризисов.- М.: Академия,2000. -180 с.

Д.Я. Райгородский. Психология зрелости: учебное пособие по возрастной психологии. Изд.: Бахрах-М,2003 г.,768 стр.

В.И. Жовалев. Психология зрелого возраста. СПб: Питер,2011-282 стр.

Тарнавский Ю.Б. «Чтобы осень была золотой» 1988г.,112 стр.

Ермолаева М.В. Практическая психология старости, 2010г.

Социальная психология и общество - 2014. Том. 5, № 3, Суслова Т.Ф., Жучкова С.М.

А. Подольский. Психология старости и старения. Хрестоматия, 2003 г., 275 стр.

Д. А. Леонтьев. Тест смысложизненных ориентаций. – М.: Смысл, 2006.

Д. А. Леонтьев. Методика предельных смыслов. – М.: Смысл, 1999.